Наш видавший виды "Москвич", повизгивая колесами на крутых поворотах, резво катил по живописной дороге, ведущей от Бангкока на север. Позади скрылись последние строения города, исчезла духота, густо пропитанная парами бензина и всевозможными запахами тайской пищи, которую в Бангкоке нередко приготавливают прямо на улице. Оборвались крики торговцев, постепенно в ушах заглох присущий каждому азиатскому городу шум. Не стало мальчишек - продавцов газет, обступавших гурьбой машину, стоило только притормозить у светофора.
Мимо проплывали деревеньки, точнее, отдельно расположенные вдоль клонгов крестьянские соломенные хижины на деревянных сваях, оберегающих жилища от змей и ядовитых тварей, предохраняющих дома в случае наводнений. То тут, то там в лучах яркого солнца сверкнет вдруг яркая гладь прудов и водоемов, покрытых пушистыми коврами бледно-розовых лотосов. Мелькали расставленные по обочинам красочные щиты, сливаясь в сплошную многоцветную полосу. Покачивались пальмы - банановые, кокосовые, арековые, ротанговые, какие-то неведомые нам тропические растения. В неглубоких рыжих каналах неподвижно подремывали буйволы, а коричневые от солнца голые детишки резвились у них на спинах.
Выехали мы ранним утром, в тот час, когда двести пятьдесят тысяч монахов из более чем двадцати четырех тысяч таиландских монастырей отправляются в свой ежедневный поход за пищей. В тогах оранжевого цвета, бритоголовые - совсем еще мальчики, взрослые и старики - они с матерчатыми сумками на плечах идут в различных направлениях, по заранее намеченным маршрутам добывать себе пропитание на день. В этот же час из домов выходят люди, кто с пригоршней риса, кто с куском курицы. Дать пищу монаху считается благородным делом.
Буддийская монашеская община - сангха - насчитывает в Таиланде двести пятьдесят тысяч человек. Монахи делятся на постоянных и временных. Минимальный срок пребывания в монастыре с годами постепенно сокращался и достиг уже семи дней. Ни один мужчина не считается "полноценным", если не побывал в монахах. Он, например, не может вступить в брак. Все монахи обязаны соблюдать предписания Винаяпитаки ("корзины устава"), или 253 правила поведения, из которых главными являются следующие: не убивать, не красть, не лгать, не употреблять спиртного, не дотрагиваться до денег, золотых и серебряных вещей, не сближаться с женщинами, не слушать музыку, не спать на кровати, возвышающейся над полом более чем на 32 дюйма, питаться только подаянием.
Распорядок дня во всех таиландских монастырях более или менее одинаков. Встают монахи очень рано, с восходом солнца, под дробь барабанов или под звон колокола, моют кельи, прибирают монастырские дворы, чистят зубы и умываются, фильтруют питьевую воду через марлю. Затем они облачаются в свои желтооранжевые одежды: сабонг - нечто вроде юбки, чивару - нижнюю тогу, сангхати - верхнюю тогу, произносят молитвы и отправляются за подаянием. По возвращении в свои кельи монахи сбрасывают верхние одежды и первый раз принимают пищу. Перед полуднем они еще раз едят, после чего до следующего утра им разрешается только пить воду. Остальное время монахи проводят за пением сутр, изучают тексты из Типитаки, историю жизни Будды, монастырский устав, канон, согласно которому спасение можно найти лишь в преодолении страданий, выходе из круговорота бытия, достижении абсолютного конца, нирваны. Возможность же спасения лежит в затухании и прекращении всех желаний и страстей.
Такой суровый распорядок дня вовсе не изолирует монахов от общественной жизни. Буддизм в Таиланде представляет собой значительную политическую силу. Он религия государственная, а возглавляет буддийскую церковь страны сам король.
Проезжая маленькую деревушку, мы заметили служителя культа, который нес не традиционную котомку, а... судки. Да, судки. Зачем же смешивать в сумке разную еду, когда изобретена такая удобная посудина. Находчивый монах вначале рассматривал, что ему подают верующие, а уж затем приоткрывал крышку нужной кастрюльки.
Едем мы в Аютию, город, расположенный в восьмидесяти километрах от нынешней столицы Таиланда. Аютию нередко называют "Римом Юго-Восточной Азии".
Можно по этому поводу спорить, а можно оставить и так. Известно, однако, что в период, когда Аютия была столицей Сиама, именно здесь зародилось и достигло наивысшего расцвета тайское национальное искусство, появились первые мастера чеканки и резьбы по дереву. Именно в Аютии создавались и хранились во дворцах рукописи поэтов и драматургов, написанные на коре деревьев и на пальмовых листьях. Здесь некогда были собраны воедино легенды и мифы древнего Сиама. Город в свое время был застроен богатейшими дворцами, величественными храмами, прекрасными пагодами.
Но не только этим славились времена Аютии. В тот период страна вела беспрерывные войны со своими соседями. С кхмерами - на востоке и с бирманцами - на западе. Аютия была также гнездом нескончаемых заговоров и коварных убийств, местом злостных интриг и фантастического разврата. Один таиландский историк сказал: "Ни в какие другие времена Сиам не достигал такого могущества и не падал так низко, как в период Аютии".
В отличие от Рима, возникновение которого связано с довольно неустойчивой легендой о детях Марса и Рен Сельвии - Ромуле и Реме, имя основателя Аютии известно доподлинно. Город был построен в 1350 году правителем княжества Утонг на месте слияния рек Менам и Пасак, там, где проходили в то время важные торговые пути. Аютия стала столицей нового государства Сиам, а тот, кто ее построил, объявил себя королем Рамой Тибоди Первым.
Более четырех веков город был центром государства. За четыреста семнадцать лет на троне королевского дворца сменились тридцать три монарха. При одних Сиам вел войны освободительные, при других - захватнические. Одни короли поощряли развитие искусств и культуры; другие, злодейски прикончив своих предшественников, проводили время в развлечениях и кутежах, растрачивая и разбазаривая накопленные до них национальные ценности.
...Час спустя наш "Москвич" въехал в центр Аютии. Мы поразились тому, что никаких следов прежней столицы не осталось и в помине. Обычный небольшой провинциальный городок. Узкие улицы, одноэтажные дома далеко не древней архитектуры, новые "заурядные" пагоды, новые "заурядные" храмы. Оказалось, что мы находимся в современной Аютии, а старый город, вернее, его останки - руины да развалины - лежат чуть в стороне.
Следуя примеру всех туристов, мы начали осмотр древней Аютии с единственно сохранившегося маленького храма, точнее, не сохранившегося, а выстроенного заново. Скинув при входе сандалии, мы переступили порог храма, удивившись громкому и непонятному шуму, который никак не вязался с нашим представлением о священных местах, где должна сохраняться тишина, да и говорить-то следует только шепотом. Шум стоял такой, будто где-то неподалеку одновременно работали сотни две ткацких станков. Но, как говорится, ларчик открывался просто. В глубине зала, у подножия большой статуи Будды, стояли на коленях человек пятнадцать и, непрерывно кланяясь, трясли в руках деревянные пеналы, наполненные палочками. Они постепенно наклоняли пеналы все ниже и ниже, чтобы одна или две палочки упали на пол. Каждая палочка в соответствии с номером, указанным на ней, предсказывала судьбу. Потрясти пеналом мог каждый желающий. Плати несколько монет, бери пенал в раскинутом тут же киоске с открытками и сувенирами и "работай" до тех пор, пока тебе не выпадет палочка со "счастливым" номером.
Кроме древнего храма да загона, обнесенного гигантскими тиковыми бревнами, врытыми в землю, где в старину монархи выбирали себе боевых слонов, по возможности белых, от древней Аютии почти ничего не осталось. Мертвая столица, мертвые руины, мертвые очертания былых улиц и некогда огромных богатейших дворцов и пагод. И лишь среди обломков, где-то в центре бывшей столицы Сиама, прямо под открытым небом вот уже более двухсот лет стоит, а точнее, полулежит, двадцатишестиметровый каменный Будда как страж старины, как немой свидетель страшной апрельской ночи 1767 года...